АЛИ-БАБА И СОРОК РАЗБОЙНИКОВ ЗАГОВОРИЛИ НА ИВРИТЕ
Творческая встреча с Вениамином Смеховым прошла в Израильском культурном центре 2 декабря.
Открывая выступление, Вениамин Борисович сразу задал иронический тон: «Я слышал, что не все в зале
знают иврит, поэтому буду говорить по-русски» , — и предложил зрителям отправиться вместе с ним в воображаемое
путешествие в мир театра и литературы, признавшись, между прочим, что сам очень любит путешествовать.
«Все, что зарабатывается, тратится на поездки. Я многие годы был невыездным, но теперь сполна наслаждаюсь
свободой. Свои “цепи” и трудовую книжку я оставил в театре на Таганке, где мой портрет в фойе то снимают, то
снова вешают — в зависимости от настроений руководства. А я… Я путешествую».
Но сколько бы ни перемещался по миру актер и режиссер Смехов, в душе у него, по собственному признанию,
сохраняется постоянная величина — «любовь и благодарность к родной земле — по рождению и по происхождению»:
«С Израилем у меня связаны счастливейшие воспоминания. Израиль для меня — это и место, где живут мои друзья
и родные, и место работы. Причем, работы очень и очень радостной. Я вспоминаю 1993 год, когда, по стечению
счастливых обстоятельств, дважды ставил спектакли на Святой земле. Первым был «Дон Кихот» по пьесе Михаила Булгакова
в Иерусалиме. Потом была Хайфа, где я ставил «Али-Бабу» на иврите. Поэтому главная песня моего мюзикла звучала не
как «Персия, Персия, Персия», а как «Туркия, Туркия, Туркия». С другой стороны, сегодня меня посещает некоторая
печаль, когда в личную жизнь людей — и на Святой земле, и на нашей, российской — начинает вторгаться политика.
Когда мы закончили нашего «Али-Бабу» и показали его в Хайфском театре, пришли представители всевозможных СМИ и
принялись брать интервью у актеров. Половина актерского состава были древними евреями, половина — древними арабами
(арабами-христианами, как мне объяснили). Это была очень дружная и чудесная компания, практически семья. Когда все
это закончилось, журналисты стали допытываться у актеров, “как им работалось вместе” и “не было ли межнациональных
конфликтов”. Но мне доставило большую радость, когда все актеры дружно послали их… в тель-авивский ресторан
«Кибенемат». Кстати, такой действительно существует».
Большую часть вечера Вениамин Смехов посвятил авторскому чтению: стихи Пушкина и главы из поэмы Венедикта
Ерофеева «Москва–Петушки», строчки из Северянина и Маяковского. С помощью великолепного актерского мастерства он
доносил до зрителя как глубокую иронию читаемых им строк, так и их эмоциональный заряд. А сатирические стихи Пригова
и Кибирова в прочтении актера вызвали в зале гомерический смех. Свое выступление Вениамин Борисович закончил стихами
Бродского и Высоцкого.
По окончании вечера с Вениамином Смеховым встретился корреспондент Jewish.ru. По поводу «сочетаемости» в
рамках одной программы произведений поэтов московской и петербургской школ, Смехов заметил, что не видит
принципиальной разницы между этими направлениями. «Впрочем, когда об этих отличиях говорят сами питерцы, я с ними
соглашаюсь, — признался он. — Хотя мне все же кажется, что русская поэзия едина».
Охотно поделился Вениамин Борисович и своими размышлениями о «еврейском вопросе»:
«Это очень непростой для меня вопрос. С одной стороны, меня лично это долгое время не касалось, поскольку
(как мне объяснили совсем недавно) для слуха антисемитов моя фамилия звучала как-то ублажающе. С другой стороны,
бьют не по паспорту, а по морде. Потому носом меня попрекали тоже. Но чего-то острого и страшного все же не было —
Б-г наше семейство миловал.
Мой папа, которому 10 января будет 92 года, работал в Госплане, был ученым — экономистом и математиком.
Ему в этой связи очень и очень интересным представляется его обращение к иудаизму — он даже написал книгу
«Коль нидрей» [молитва, с которой начинается Йом Кипур и которая позволяет грешникам молиться вместе с праведниками,
— А.Ф.], само название которой во многом символизирует и объясняет его возвращение к вере отцов. А начиналось все
в Гомеле — почти все Смеховы оттуда. Вокруг было религиозное еврейство и хедер, который отец посещал в раннем
детстве. Потом закрутился сюжет уже советской истории, и отец оказался вписанным в заглавные строчки этого сюжета:
Госплан СССР, война, возвращение с войны, должность заведующего сектором Госплана… а в это время уводят в ссылку
людей даже с нашего этажа на 2-й Мещанской… И все это — еврейский вопрос. Но его все время, когда мудро, а когда
наивно, старшие заглушали перед младшими.
Потом уже, когда стал постарше, стал свидетелем самостоятельных «разборок». Мой собственный характер,
наверное, не шибко защищен премудростью, знанием и умом, и потому я как-то воспринимал происходящее в благополучном
свете. То есть то, что я видел в театре на Таганке (казалось бы, в таком театре!) и, по идее, должно было меня
ранить, будто бы и не замечалось мною. Понимал я это только задним умом. Абсолютно русская черта — быть крепким
задним умом. Вот и я каким-то образом подцепил эту «бациллу». И то, что меня окружали антисемиты, понял гораздо
позже. Ведь предполагалось, что это культурное заведение…
Особенность репертуара и могучий дар любимовской школы собирали людей не по национальному признаку. И
любимыми друзьями театра были, в равной мере, и Карякин, и Давид Самойлов. Высоцкий и Окуджава тоже различий не
видели. Как и мы. Антисемитизм существовал, но в неком приглушенном виде. Разумеется, я знаю кто есть кто, но
почему-то на этом не зацикливаюсь. Недавно я поздравил в газете одного замечательного артиста с юбилеем. А когда
на одном застолье предложил выпить за его здоровье, половина стола отказалась. Эти отказавшиеся, среди которых
были и русские, сказали: «Мы знаем, что он — антисемит». А в наших с ним отношениях это никогда не сквозило… Не
знаю… Еврейский вопрос — это масса слухов, обилие поворотов и буйство красок. Существует и такая огромная
составляющая этой проблемы, как «еврейский антисемитизм». Но это уже тема для другой беседы».
Материал подготовил Александр Фишман
Глобальный еврейский он-лайн центр
|