"ТЫСЯЧА И ОДНА ЖИЗНЬ АЛИ-БАБЫ И СОРОКА РАЗБОЙНИКОВ".

К двадцатилетию любимой пластинки.

Один прогрессивный украинский предприниматель выпустил книжку-раскраску под названием «Сказка о налогах». Эту новость мне рассказала знакомая первоклашка, счастливо сжимавшая под мышкой первосентябрьское приобретение. Первая радость за украинский бюджет сменилась ностальгией по собственным детским сказкам — аппетитному королевскому бутерброду, откровенным беседам с тигром и сорока четырем веселым чижам. С каждым годом новых сказок становилось все меньше, а потом и вовсе остались только те, которые про налоги и инфляцию. И я с ужасом стала понимать, что к возрасту, когда у меня появятся собственные слушатели сказок, не вспомню даже ту единственную, которую мне, маленькой, рассказывал папа перед сном. Добрую китайскую сказку про братьев Лю, сумевших спасти город от страшных поджигателей. И нет таких курсов молодых матерей или молодых отцов, где учат рассказывать сказки...

Они рассказывали сказку друг другу. Ее полюбили их дети, а потом все остальные дети тогда еще очень большой страны. Рассказывать сказки — не их главная профессия. Двое из них были настоящими учеными, еще двое — популярными актерами и режиссерами московских театров.

По дороге на гастроли в Таллин Вениамин Смехов, постоянный автор таганских «капустников», впервые прочитал текст «Али-Бабы» товарищам по театру. Дружный смех был, как залп «Авроры». Возвестил. И Смехов запустил маховик.
«Али-Бабу», конечно, и до Смехова рассказывали не раз. Но у каждой свежерассказанной сказки особенная авторская аура. Смехов придумал совершенно «нашего» Али-Бабу, который вдруг очень органично заговорил газелями.

Поначалу задумали фильм. Грамматиков, тогда только закончивший съемки «Шла собака по роялю», по рекомендации Аллы Демидовой взялся за смеховский сценарий. Али-Бабой назначили Ролана Быкова. А когда сдали заявку на киностудию, выяснилось, что на границе Азербайджана с Турцией уже снимается фильм «Али-Баба и сорок разбойников». И в главной роли Ролан Быков.
Тогда Смехов решил, что Али-Бабе и разбойникам как нормальным сказочным героям совсем не обязательно быть экранными существами с реальными глазами-сливами и носом с горбинкой, оставил им только право голоса и обратился к фирме «Мелодия», которая выпускала граммофонные пластинки.

На фирме сначала не поняли, зачем арабская сказка, когда есть так много русских народных. И чтобы не отказывать сразу, заключили бартерный договор. Смехов им — какой-нибудь патриотический цикл к юбилею ВЛКСМ, а они Смехову — право самовыражаться. Преисполнившись восточного терпения, артист приступил к работе, и совсем скоро «Мелодия» выпустила лиричный аудиоспектакль «Было на свете сердце», где ранние вещи Горького читали Смоктуновский, Коренева и Бортник.

Музыку для «Али-Бабы» предлагали написать самому Шнитке, но Юрий Визбор, близкий друг автора и первый слушатель смеховского варианта сказки, посоветовал не мучить актеров, напомнив, что есть люди, способные написать легкие мелодии. Правда, они не музыканты, а кандидаты естественных наук, зато с хорошим чувством юмора. Сергей Никитин и Виктор Берковский согласились и вдвоем написали чудесные музыкальные диалоги. Правда, обещали работать два месяца, а справились только через два года.

Я всегда не любила фотографии киношных исполнителей на обложках экранизированных книг (придуманные мною лица не совпадали с теми, которые навязывались издателями) и, слушая «Али-Бабу», тоже привыкла различать героев по голосу. Только много позже узнала, что свой хрипловато-женственный голос Фатима позаимствовала у Натальи Теняковой, что алчный Касым — еще один неотснятый герой Сергея Юрского, а Кот Матроскин и Али-Баба — одно и то же лицо.
Дети запоминали голоса и влюблялись в героев, долго не отпуская виртуальных собеседников в другие роли. Тенякова вспоминает гурьбу ребятишек, кричавших вслед ей с Юрским: «Съешь апельсин!»

К тому времени, как музыка была написана, Юрский с Теняковой перебрались в Москву. Олег Табаков, боровшийся за свою студию, сделал передышку и поучаствовал в талантливом «капустнике» в главной роли. (Кстати, на эту роль в разное время планировались самые добрые лица страны — Евгений Леонов и Юрий Никулин). Идею обложки, той самой книжицы, из каждой страницы которой волшебно извлекались гладкие черные круги пластинок, доверили Валерию Плотникову, а макет должен был подготовить замечательный книжный график Аркадий Троянкер.
Для фотографий долго не могли найти подходящий узорчатый ковер. Оказалось, что именно такой, персидский, висел в Доме на Набережной, в квартире редактора Ирины Якушенко. Сергей Никитин приготовил плов, пили чай из пиал, пели и дурачились.
Они остались с пиалами в руках на обложке. А мне всегда так хотелось сидеть рядом под этим пушистым ковром...

Спустя несколько лет, когда пластинку издавали гигантскими тиражами (создатели даже получили какую-то премию: количество книжиц перевалило за три миллиона), Смехова попросили спасти план «Ленфильма». Табаков в это время застрял в Финляндии и умолял о замене в команде.
Константин Райкин уже был «тигренком» в другом смеховском спектакле. Но Али-Баба должен был петь. И тогда всю питерскую декорацию перевезли в Москву. Табаков «подарил две ночи» на съемку, и от перегрузок уже в первую ночь к нему вызвали «неотложку». Армен Джигарханян, спасавший в то время план всех советских киностудий, так и не успел выучить слова и мастерски оборачивался к невидимому суфлеру, стилизуясь под восточную медлительность и томность. Но после всех мучений фильм отложили на злосчастную «полку». Руководство Гостелерадио объяснило так: обидятся современный Иран и наши арабские друзья.

А через много лет «обиженные» арабы сами сыграли в смеховском спектакле. Вместе с дружественными евреями из города Хайфа.
Все началось с международного театрального фестиваля в Иерусалиме, куда Смехов привез своего «Дон Кихота». После спектакля к нему подошел солидный человек, представившийся господином Котлером, и предложил сделать русский спектакль на территории Хайфы. И Смехов решил восстановить старую добрую сказку с местными актерами. В шутливом переводе на иврит она теперь называлась «Али-Баба и сорок шедудим». Перевели с одной поправкой — нужно было заменить слово «Персия». Можно позлорадствовать: вот она, израильская политкорректность. Но оказалось, что в переводе на иврит «Персия» всего лишь не попадала в музыкальный ритм.
...На премьере была даже жена Рабина, трогательно приветствовавшая «русский» театр.
После спектакля в гримерку зашел местный журналист, интересовавшийся исключительно этническим составом участников, за что получил, извините, в морду.
А совсем недавно «Али-Баба» поселился в Бостоне. Дети американских эмигрантов отыграли премьерный спектакль в синагоге, где от смеха дрожали древние надписи на стенах.

С «Али-Бабы» начинался театр Джигарханяна, а «Табакерка» и вовсе полагала, что «Али-Баба» (с Игорем Нефедовым в главной роли) станет ее «Турандот». Но Игоря не стало...

Они придумали сказку для взрослых. Но ее полюбили дети. Дети презирают взрослое сюсюканье и разговоры на их, «детском», языке. Как сказала все та же моя знакомая первоклашка: что не поймем, то дочувствуем(!)...

Юлия ТАРАТУТА
© АНО РИД «НОВАЯ ГАЗЕТА», 1 октября 2001 г.