"СИЛЬНЫЕ ДУХОМ ПРОТИВОРЕЧИЯ".
Сегодня надо быть сильным. Как на Западе. Я год ездил по Америке, заглядывал во Францию и Италию, пожил, в
Германии и - как в ледяную воду - бултых домой, в Москву. На Западе слабые просто не могут выжить. В странах
исторически сложившегося рынка каждый знает твердо: завтра его ждет неизвестность. И если мощная корпорация,
допустим, IBM в США, сокращает штаты, значит, она горит, как швед под Полтавой, и ее десятки тысяч успешно
богатых, уверенных в себе сотрудников летят в пропасть, успевая в полете найти личный выступ или нишу, или
раннюю пенсию... И каждый отвечает за себя. Особенно человек моей профессии - человек театра.
Даже стыдно пересказывать тамошнюю горькую правду об актерах и режиссерах: У нас же как встарь, так и
ныне, при самой ничтожной зарплате, творец сцены - баловень. И ему все должны: народ, он же зритель; дирекция,
она же изверг; партия, она же мэрия.
Вот поездил я и многократно утолил свои интересы - в режиссуре, в познании мира, в педагогике, в театре.
При этом очень крепко радовался: я свободен! Я впервые с 1964 года свободен! Я был счастливым арестантом,
добровольным фанатом театральной школы Юрия Любимова, я сыграл две дюжины славных ролей, попал в тяжкую свару,
влип в политику, защищая честь и совесть таганского острова любви... а теперь свободен! 25 лет о театре ничего
было не вычитать из газет, а ныне - после истории, после искусства - сколько заработали братцы-журналисты! И на
чем! На сваре, на семейной склоке. Бог с этим. Я свято чту счастливые дни "проклятого прошлого", а возвращаясь в
Москву, думаю твердо: все! Конец. Год назад, вскоре после раздела театра, мы сказали, как отрезали: "Конец
репертуару театра". Финал! Занавес! Поминайте наши премьеры 60-х, 70-х, 80-х. И не поминайте лихом за такой
"постскриптум".
Нет Таганки, значит я - свободен. Есть новая жизнь. Калачом не заманишь меня играть в старых, дурных,
обветшалых спектаклях. Я же недаром по америкам ездил. Я же не зевал там - работал. Делал спектакли, учил
молодых. Учитывал их опыт: быть обязательно сильным. Иначе не выживешь.
"Если необученные моим опытом коллеги размягчены привычкой иждивенцев, то я - совсем другой", - думал я.
Я ведь твердо знаю: нет сегодня театра на Таганке, есть новые, молодые, другие. И вот я вернулся домой, пришел в
родные стены и был абсолютно уверен в дальнейших поступках. Я буду сочувствовать моим дорогим коллегам и буду
горько пенять на судьбу. Такой театр, такое геройское прошлое и вдруг такой бесславный финиш. И папа лукавит, и
дети срамятся. А театралы и думать забыли об этой станции кольцевой линии метрополитена.
Я четко вижу все перемены в окружающем мире родных лиц и предметов: вся страна напоминает молодежную
театральную студию в старом помещении. Студийцы бузят и трудятся, трудятся и бузят. На каждом шагу - перебор, ни
в чем нет меры. Но - прочь политику! Я был уверен, что буду другим. Я буду на уровне моего личного опыта.
Так думал я, подходя к родному зданию на Таганской площади. Но я не учел силу ностальгии по своей сцене,
своим кулисам, своим партнерам. И вот 10 октября я, после двух лет перерыва, играю на сцене Таганки роль Глебова
в "Доме на набережной" Юрия Трифонова.
Театра нет. Жизни нет. Оправданий тоже нет. Был юбилей, 30 лет, который почти никто не заметил. По
логике событий, по логике здравого смысла - все ясно. Что касается лично меня - совсем просто. Я уже был
счастлив и я уже понял, что надо быть сильным. 30 лет назад я вошел во вкус, 4 года назад - вышел... И все-таки
я прятался дома с двумя толстыми пьесами: зубрил, вспоминал текст. Большие роли, много слов, много забыто за два
года. А 14 и 15 октября я играю булгаковского Воланда в любимовском "Мастере и Маргарите". Логики в моем
поступке нет. Я не звезда эстрады, меня не ждут фанфары и ажиотаж. Тем более что играть я буду такие трагические
истории... Что за дух противоречия? А может быть, наша сила - в необъяснимости нашей выживаемости. За первые
дни в Москве я увидел премьеру в Вахтанговском, где моя однокурсница Люда Максакова играла моложе и ярче,
отважнее и рискованней 20-летних актрис; увидел премьеру студии Табакова на малой сцене МХАТа, где молодые
актеры в пьесе молодого автора играют вроде бы клоунов и вроде бы комический набор трюков, но всем ясно, что так
плачут о старых, добрых ценах - на добро, на совесть и на дружбу; увидел "Чайку" в Ленкоме, еще раз был потрясен
талантом Инны Чуриковой, порадовался эксперименту успешного театра, удивился незнакомому нетеатральному
зрительскому племени... Прочел наутро в "Вечерке" статью Марка Захарова к 50-летию Николая Караченцова - и
позавидовал, и все стало на место. Какой немодной нежностью дышат остроумные строчки отца театра к своему
дитяти. Какая мудрая причуда - жить не по логике событий! События, тревоги, рынок, возраст - это одна логика. А
мы - по-своему. Святым духом.
И я не уверен, что тверже: практика сложившегося рынка или этот казус необъяснимого упрямства, но я
мечтаю и через 2 года играть в несуществующем Театре на Таганке.
«Московские новости » №46, 12.10.1994
|